XIX век, особенно его вторая половина, и начало ХХ в. были отмечены небывалым оживлением женского монашества в Русской Православной Церкви. Причины этой интересной и новой тенденции в развитии монастырской жизни в России отечественные исследователи связывают с «явлениями экономического порядка», общим религиозным подъемом в стране, вызванным влиянием старчества, постепенным изменением социального положения женщин после петровских реформ[1]. Высказывается мнение, что «феминизация монашества» была вызвана разрушением традиционной семьи и распространением европейского типа брака (появляется «новая категория людей — незамужняя женщина»)[2]. В монастыре могло быть удовлетворено женское стремление к самостоятельности и образованию. Это подтверждает активная просветительская и миссионерская деятельность, которую развернули именно женские обители.
Во второй половине XVIII–XIX в. на территории Олонецкой епархии действовал единственный женский штатный Успенский монастырь, расположенный в Каргополе. Две новые обители для женщин и девиц появляются только в самом конце изучаемого периода, на рубеже XIX и ХХ вв.: Паданский Введенский (1900 г.) и Ладвинский Кирико-Иулитинский (1903 г.). Тем не менее, документы, обнаруженные нами в фондах Национального архива Республики Карелия (НАРК), свидетельствуют о первых попытках создания девичьей обители еще в 30-е гг. XIX в., когда в упраздненном по секуляризационной реформе 1764 г. мужском Муромском монастыре, находившемся на восточном побережье Онежского озера, образовалась небольшая община из жительниц окрестных деревень и странниц, пришедших издалека.
Существование скромной женской общины стало широко известно из-за неприятного конфликта, возникшего в 1840 г. между местным священником Козьмой Феофилактовым и собравшимися пустынницами. Поводом послужило сокращение размеров пожертвований в приходскую церковь, так как часть денег вкладчики стали отдавать женщинам[3]. Козьма Феофилактов обвинял своих соседок в том, что они переманивают к себе благотворителей (купцов из ближайших к монастырю городов Пудожа и Вытегры), секретно служат в монастырских часовнях для простолюдинов, продают им свечи, живут без паспортов. Кроме того, священник подозревал пустынниц в краже некоторых вещей, пожертвованных в его приход.
В ходе официального следствия выяснилось, что первой в Муромский монастырь пришла в 1838 г. крестьянская девица Феодосия Тихоновна Кизилова, родом из Воронежской губернии. Вслед за ней «и другие в разные времена прибыли для испытания себя в сей уединенной пустыни к поступлению в монастырскую жизнь», — докладывал своему начальству 21 декабря 1841 г. благочинный священник Елеонский[4]. Всего, по его словам, при монастыре жило восемь странниц, «которые по большей части одежду носят черного цвета и по молве народной никаких соблазнов не делают <…> питание приобретают иное делами рук своих и весьма малую часть чтением Псалтыри по умершим по древнему обряду христианскому»[5]. Среди пустынниц, помимо Феодосии Кизиловой, находились две местные уроженки: Ксения Козмина из Гакугского погоста Пудожского уезда и Ирина Стефанова, из Андомского погоста Вытегорского уезда, обе крестьянские девицы «не в полном рассудке»[6]. Кроме них в Муромском монастыре жили еще пять странниц из отдаленных мест, а именно из Казанской, Смоленской, Херсонской и Тверской губерний[7].
Община занимала деревянный дом, выстроенный «для приходящих благотворителей» крестьянином из деревни, находившейся неподалеку от монастыря[8]. Сестры обрабатывали маленький участок земли, которым «владели по отводу и дозволению священника Феофилактова и дьячка Вехиснева из запустошенных полос, обросших дерном, за что платили им третью часть высросшего хлеба, для огороду же землею владели с дозволения его с причтом и то малую часть»[9].
Из показаний Феодосии Кизиловой мы узнаем, что она долгое время посещала разные монастыри для подготовки себя к монашеской жизни, пока в декабре 1838 г. не дошла наконец до Олонецкой губернии, где в уездном городе Вытегре познакомилась с муромским священником. Козьма Феофилактов сам предложил ей пережить морозную зиму в пустовавшем монастырском доме. Летом 1839 г. Феодосия пришла на прием к архиепископу Олонецкому и Петрозаводскому Игнатию (Семенову) и объявила ему о своем проживании в упраздненной обители. Архиерей, благосклонно настроенный в отношении женского монашества, разрешил ей и другим девицам, пришедшим к тому времени, оставаться на прежнем месте и, более того, выразил свое желание «в будущем устроить здесь женский монастырь»[10]. Также о пустынницах знал и олонецкий гражданский губернатор А.В. Дашков, не возражавший против их существования.
В ноябре 1842 г. сменилось местное церковное руководство: Олонецкую епархию возглавил архиепископ Венедикт (Григорович), который в отличие от своего предшественника не приветствовал создание женского монастыря. В ответ на запрос синодального обер-прокурора он объяснял, почему поданное в марте 1843 г. прошение «о устройстве при Муромском острове девичьего монастыря», подписанное Феодосией, а также штаб-лекарской девицей Анной Игнатьевой и дочерью мичмана Еленой Мицкевич, оставалось без официального ответа[11]. «Монастыря под именем Муромского ни мужского, ни женского в Олонецкой епархии нет, а есть сего имени в означенном уезде Богоявленская приходская церковь с полным одноклирным причтом, называемая часто церковью упраздненного монастыря, потому что там некогда был монастырь, который упразднен и обращен в приходскую церковь <…> Прихожан при этой церкви нет никого, домы при ней только священно- церковнослужительские, да один особый дом, который построен <…> в роде церковной гостиницы, <…> в котором проживала более трех лет Кизилова с сестрами, с другими подобными ей девками, занимаясь самовольно чтением псалтыри по умершим, нося платье черное, принимая от проезжающих на богомолье подаяния или собирая таковые, имея лошадь и двух коров, занимаясь хозяйством и огородом, распоряжаясь другими странницами в качестве наставницы»[12]; «что же касается до желания Игнатьевой и Мицкевич восстановить Муромскую церковь в монастырь по-прежнему, то за неизъяснением в письме их на основании к тому ни способов, равно по неизвестности об них самих, по довольному числу монастырей в Олонецкой епархии, по имению в оной монастыря девичьего положено епархиальным начальством оставить оное письмо без действий»[13].
Позднее выяснилось, что все обвинения в адрес Феодосии Кизиловой и других странниц со стороны местного священника были несправедливы. Однако освобожденные от напрасных подозрений сестры не могли оставаться в Муромском монастыре. «Постоянное жительство странствующих лиц женского пола с занятием церковной земли и с разведением хозяйственных предметов, показывающих некоторую оседлость, противно порядку, не позволяющему своевольно вчиняться в церковную собственность»[14]. Духовное, а вслед за ним и светское начальство придерживались своего категоричного мнения: «вывести из упраздненного Муромского монастыря поселившихся там неизвестных лиц женского пола и впредь не позволять поселяться им»[15].
Далее остановимся на основных сюжетах в развитии местного женского монашества, связанных с именем известной в Карелии подвижницы благочестия Анастасии Паданской[16]. На примере сложившейся вокруг нее сплоченной общины, затем выросшей в Паданский Введенский монастырь[17], четко прослеживается традиционная схема основания иноческой обители, согласно которой ее официальному учреждению предшествовал подготовительный, часто длительный, «зачаточный» период, внешне включавший годы отшельничества подвижника и затем собирание вокруг него группы учеников и последователей.
Начальные события истории этого женского монастыря подробно описаны в рапорте строителя Задне-Никифоровской пустыни иеромонаха Даниила, отправленного им на имя архиепископа Аркадия (Семенова) в ноябре 1863 г.: «назад тому около 17 лет (около 1846 г.— Ю.К.) в лесу выстроив келью, поселилась родом из Киева записавшаяся в мещанки города Олонца грамотная девица Анна Трофимова»[18]. Выбор места для уединенной кельи — всего в шести верстах от восстановленной мужской Задне-Никифоровской пустыни — был неслучаен. В Олонецкую губернию Анна пришла вместе со своей единомышленницей, пустынницей Марией Олонецкой[19], племянницей и духовной дочерью знаменитого аскета, последователя прп. Паисия Величковского, схимонаха Игнатия Важеозерского, находившегося в этой пустыни[20]. Три года девушки под руководством своего духовника провели вместе, живя в одной лесной келье, а затем по его благословению разделились, чтобы уединиться в полном безмолвии. После кончины о. Игнатия (1852 г.), согласно его предсмертной воле, заботу о двух отшельницах взяли ближайшие ученики старца, Герасим и Даниил, автор цитируемого рапорта. В последующее время Мария провела несколько лет на Кавказе, затем вернулась на прежнее место с двумя родственницами Матроной и Пелагеей, поселившимися недалеко от ее избушки. Тяжелое длительное путешествие, а также жизнь в холодной и сырой келье подорвали слабое здоровье Марии. 9 февраля 1860 г. она умерла и была погребена на братском кладбище.
Анна по-прежнему оставалась в окрестностях Задне-Никифоровской пустыни, продолжая свой нелегкий подвиг пустынножительства. По словам о. Даниила, «питалась она прежде мхом с мукою и грибами, а ныне питается то подаяниями от приходящих к ней родственников и знакомых, то получаемою платою от рукоделия ее»[21]. Спала на полу своей убогой и холодной кельи.
В конце 50-х гг. XIX в. вокруг отшельницы начинает формироваться костяк будущей женской общины. Первой пришла сорокалетняя грамотная девица Евдокия Карпова из Тамбовской губернии, «бывшая келейницею у таковой же пустынницы на своей родине, около построив келью в 200 саженях от кельи Трофимовой» (Евдокия умерла 14 января 1887 г., прожив вместе с Анной 30 лет[22]). Она стала ближайшей помощницей олонецкой подвижницы. Иеромонах Даниил рассказывал: «Обе эти богорадницы поселились тут для уединенной и богоугодной жизни, а потому проводили и проводят оную богобоязненно» и добавляет немаловажную для епархиальных властей деталь: «на жительство здесь имеют от своего начальства паспорта»[23]. В течение нескольких лет к двум пустынницам присоединяется еще шесть крестьянок, две родом из ближних деревень, остальные из Новгородской и Псковской губерний. Каждая девица строила себе отдельную деревянную избушку на разном расстоянии от кельи Анны Трофимовой (от одной до трех верст).
Отношение окрестного населения к появлению в их местах женской общины ясно отражается в следующих словах о. Даниила: «Проживающие в здешних лесах пустынницы произвели сильное впечатление на окрестных жителей. Сначала было носились разные и нелепые слухи, но после все оные умолкли и теперь все миряне единодушно признают, что проживающие девицы в здешних лесах совершенно Бога ради удаляются от мира и спасаются в уединении»[24]. Более того, в начале 60-х XIX в. по примеру пустынниц несколько молодых жительниц двух деревень ближайшего к Задне-Никифоровской пустыни Коткозерского прихода пытаются организовать собственную общину: «деревни Утозера две девицы подруги, довольно зажиточных отцов, а трое деревни Лумбозера, посредственного состояния, ни одной из них нет 25 лет, довольно из себя красивы и хороших качеств, за которых сватались хорошие женихи, но они решительно отказались от супружества и согласились между собой последовать примеру оных пустынниц и спасаться в уединении»[25]. Несколько маленьких келий, перестроенных из амбара и бани, располагались всего в 100 саж. от дер. Лумбозера. Подчеркнем особо, что в отличие от соседних общинниц, все местные девушки-карелки были безграмотны и не умели говорить по-русски, поэтому с настоятелем Задне-Никифоровской пустыни при личных встречах они беседовали через переводчика. По просьбе лумбозерских сестер одна из отшельниц-старожилок начала «учить их молитвы по-русски говорить и прочее».
Иеромонах Даниил, хорошо помнивший наставления духовного отца, со своей стороны не видел особых препятствий к созданию женской общины в дер. Лумбозеро, но, испугавшись быстрого роста числа пустынниц, решил написать рапорт и поставить в известность епархиальные власти: «О том, что около Задне-Никифоровой пустыни проживают и умножаются богорадницы местному светскому начальству, хотя доносимо не было, но оное имеет о них частные сведения. Знал о них бывший благочинный монастырей, Александро-Свирского монастыря покойный архимандрит Варсонофий, знает, кажется, и настоящий благочинный архимандрит Павел»[26]. Архимандрит Павел, действительно, хорошо знал о существовании отшельниц со времени своего вступления в должность настоятеля Александро-Свирского монастыря. В личном письме на имя архиепископа Аркадия (Федорова), датированном 14 августа 1855 г., он писал о них: «За Никифоровскою пустынью нужно иметь надзор, ибо в их лесу какие-то две девицы (очевидно, речь идет о Марии Олонецкой и Анастасии Паданской. — Ю.К.) спасаются, о коих мне князь Мышицкий говорил, что отец Митрофан (управлял Задне-Никифоровской пустынью в 1846–1853 гг. — Ю.К.) писал к нему, чтобы их не трогать. И вчерашнего числа одни богомольцы сказывали мне, что они видели этих девок в Никифоровской пустыни, и будто отец Феофил хотел их постричь тайным образом, но я сему не верю. По-моему мнению в эту пустынь нужно поселить человек трех или более из духовных <…> Никифоровцы живут в глуши…»[27].
Официальные епархиальные документы второй половины XIX–начала ХХ в. не содержат упоминаний о Лумбозерской женской общине. Вероятно, разрешение на ее создание так и не было получено. Группа же пустынниц во главе с Анной Трофимовой в конце 60-х гг. XIX в. по благословению олонецкого епископа Иоанафана (Руднева) переселилась на земли бывшей Паданской Корнилиевой пустыни в Лодейнопольском уезде. На этот маленький монастырек, закрытый по реформе 1764 г., обратил свое внимание архиепископ Игнатий (Семенов), впервые посетивший его весной 1831 г. во время своего ознакомительного объезда южной части епархии. Древний Введенский храм, к тому времени опечатанный, продолжали часто посещать многие жители окрестных селений, поэтому архиепископ распорядился приписать его к соседнему Винницкому приходу и на казенные деньги отремонтировать. Строительные работы проводились с помощью уездных лесопромышленников и на средства, полученные «от разных благотворителей, преимущественно же от жителей Свири» [28]. В 1869 г. над могилой прп. Корнилия, создателя пустыни, вместо прежнего простого надгробия из досок была установлена рака, пожертвованная торгующим крестьянином Пидемского прихода Олонецкого уезда Василием Морозовым[29]. «На редкие церковные службы, совершавшиеся Винницким причтом в Корнилиевой пустыни, собиралось много народа из окрестностей ее, а в остальное время пустынницы сами совершали келейно утреню, часы и вечерню»[30].
На новом месте общинницы, использовав оставшиеся сбережения Анны Трофимовой, взяли в аренду на 12 лет небольшой участок земли. «Они сами занимаются хлебопашеством, имеют немного лошадей, коров; ездят для сбора по городам, иногда услужничают у зажиточных крестьян Винницкого прихода и таким образом снискивают себе пропитание. Из мужчин здесь находится только сторож и слепой монах из местных крестьян»[31]. Сестры говорили, что «причт Винницкого прихода, к которому приписана Введенская церковь, сочувственно относится к устройству при оной общины», поэтому никаких конфликтов между ними не возникало[32]. В канцелярии олонецкого губернатора также сочли, что «к учреждению женской общины при упраздненной Паданской пустыне Лодейнопольского уезда препятствий не встречается»[33].
Анна Трофимова в начале 90-х гг. XIX в. долго болела и все организационные дела передала энергичной Меланье Алексеевой (пострижена в монахини 12 февраля 1894 г. с именем Варсонофии[34]), из Тверской губернии, которая прибыла в пустынь вместе со своей помощницей Анной Буруковой (при постриге получила имя Агния, с 1907 г. настоятельница Паданского монастыря, в 1908 г. возведена в сан игумении[35]). Меланья сразу же развернула активную деятельность и приступила к поиску благотворителей для обеспечения сестер всем необходимым[36].
Незадолго до своей смерти (1901 г.) Анна Трофимова приняла «ангельский образ» с именем Анастасии. Всю жизнь она оставалась верна пустыннолюбию, будучи истинной духовной дочерью Игнатия Важеозерского из Задне-Никифоровской пустыни, в свою очередь продолжавшего традиции «жизни в духе веры», воспринятые им во время пребывания на Святой горе Афон. Благочестивая старица провела в Паданской пустыни 35 лет, «отличалась строгостью жизни, творила постоянно благодеяния и все свои помыслы направляла ко Всевышнему Господу».
Официальное открытие Паданской женской общины произошло только в 1897 г.[37] Несколько лет потребовалось для решения земельного вопроса. В 1892 г. из казенной Винницкой дачи был выделен маленький участок в 15 дес.[38], основная же часть земельных владений общины сформировалась за счет вкладов[39]. Жертвователями выступали архангельские, санкт-петербургские и местные купцы, привлеченные Меланьей Алексеевой[40]. Постепенно застраивалась центральная усадьба будущего монастыря. В 1893 г. здесь стояли четыре новых добротных дома для сестер. Вместо прежнего храма, который к тому времени «пришел в сильную ветхость» и был «весьма тесен», на собранную сумму здесь возвели просторную деревянную церковь на каменном фундаменте. По желанию благотворителей она имела шесть (!) престолов, расположенных на двух этажах, «чтобы избегнуть тесноты» и «соблюсти более чистым и благоприличным верхний этаж»[41]. Из местных вкладчиков отдельного упоминания заслуживает род Кипрушкиных из с. Ладва, внесших 3 тыс. руб. (капитал должен был оставаться неприкосновенным, сестры могли пользоваться только процентами с него) «с тем непременным условием, чтобы при богослужении совершалось постоянное поминовение о здравии и упокоении» его умерших родственников»[42].
Накануне обретения статуса заштатной общежительной обители Паданская община благодаря своей строительнице Варсонофии имела два храма, жилые корпуса, дома для священника и рабочих, свое подворье в дер. Шакшезеро, где располагались хозяйственные постройки и церковно-приходская школа, капитал в 4 тыс. руб. Число сестер превышало семь десятков, которые получали от общины бесплатное питание, обувь и одежду (община открывалась «с таким числом сестер», какое «в состоянии будет содержать»)[43]. В последующее время благодаря поддержке и покровительству о. Иоанна Кронштадтского Паданский монастырь стал одним из наиболее обеспеченных в Олонецкой епархии.
В заключении обратим отдельное внимание на продолжение в XIX–начале ХХ в. древней монашеской традиции отшельничества, в развитие которой заметный вклад внесли женщины-пустынницы[44]. «Туманный Олонецкий край с его бесчисленными озерами и дремучими лесами», безусловно, привлекал строгих аскетов, избравших жизнь в уединении. По словам архимандрита Никодима (Кононова), автора «Олонецкого патерика», в этот период образовался «новый круг великих ревнителей иноческой жизни», среди которых знакомые нам подвижницы Анастасия и Евдокия Паданские, Мария, Матрона и Пелагея Олонецкие[45]. Уже упоминавшаяся Задне-Никифоровская пустынь и ее окрестности стали во второй половине XIX–начале ХХ в. центром притяжения для тех, кто стремился к безмолвию и отшельничеству. Причиной было присутствие в этом мужском монастыре монахов, продолжавших традиции старчества, заложенные здесь Игнатием Важеозерским. Отшельницы, будучи их духовными детьми, получали здесь советы и наставления в своей внутренней жизни. Известно, что в середине XIX в. в пустынных лесах около Задне-Никифоровской пустыни под покровительством ее начальства жила в маленькой деревянной келье старица Акулина[46]. В начале ХХ в. в монастырской ризнице хранились вериги весом 15 фунтов, «после умершей одной пустынницы»[47]. Возможно, они принадлежали Акулине, так как в глубокой старости эта женщина проживала в обители на оз. Важе и была похоронена на братском кладбище. Впоследствии именно в ее бывшей келье три года провели Мария Олонецкая и Анастасия Паданская.
Имена еще двух отшельниц, крестьянок-карелок Евдокии Алексеевой и Ксении Петровой, проживших вместе более 50 лет в шести верстах от Задне-Никифоровской пустыни, встречается в «Олонецких епархиальных ведомостях», откуда мы узнаем об их скромных буднях: «Живут в маленькой хижине, украшенной святыми изображениями, возделывают овощной огородик, читают псалтирь, изучают и поют молитвы, почасту ходят к службам, исповеди и святому причастию в монастырь, утешают к ним приходящих и по силе благотворящих крестьян»[48]. 16 мая 1913 г. Ксения умерла в семидесятилетнем возрасте и была отпета собором монахов. Евдокия также упоминается при описании поездки олонецкого епископа Никанора (Надежина), совершенной им в августе 1913 г. по монастырям Олонецкого уезда: «На шестой версте от обители (Задне-Никифоровской. — Ю.К.) при возвращении из нее, внимательный владыка пешком дошел со спутниками по лесу до пустыньки отшельницы Евдокии, которая с благоговением встретив высокого гостя с деревянным крестом, освященным хлебцем и зажженной свечкой, с радостью отвечала на вопросы владыки»[49].
Итак, мы видим, что инициатива по созданию женских общин и монастырей в Олонецкой епархии исходила от самих женщин, при этом огромную роль играл личный пример отдельных подвижниц, вдохновленных духовным общением с известными старцами. Это подтверждает на региональном уровне выводы российских исследователей о расцвете женского монашества в XIX в., сделанные ими на общероссийском материале. Крайне любопытен факт неофициального существования в начале 60-х гг. XIX в. Лумбозерской общины, состоявшей из крестьянок-карелок, не знавших русского языка. Успешное развитие женского аскетизма в XIX–начале ХХ в. убедительно проявлялось и в сохранении традиций женского отшельничества в Карелии.
[1] Смолич И.К.Русское монашество. 988–1917. М., 1997. С. 292–298; Зырянов П.Н. Русские монастыри и монашество в XIX и начале ХХ века. М., 1999. С. 21; Емченко Е.Б. Женские монастыри в России // Монастыри и монашество в России XI–XX века: Исторические очерки. М., 2002. С. 264–265; Нечаева М.Ю. Саров и женское монашество на Урале в конце XVII–XIX вв. Екатеринбург, 2000; Фирсов С.Л. Русская церковь накануне перемен (конец 1890-х–1918 гг.). М., 2002. С. 31–32.
[2] Белякова Е.В. Вопрос о диакониссах на Поместном соборе 1916–-1917 гг. // Церковно-исторический вестник. М., 2001. С. 139–161.
[3] НАРК. Ф. 9. Оп. 1. Д. 336/3282 (Выписка, учиненная в канцелярии Пудожского уездного суда. 1846 г.). Л. 3–68 об.
[4] Там же (Рапорт благочинного священника Елеонского. 12 июня 1841 г.). Л. 4.
[5] Там же.
[6] НАРК. Ф. 9. Оп. 1. Д. 336/3282 (Рапорт благочинного…). Л. 6.
[7] Там же. Л. 6–7.
[8] НАРК. Ф. 25. Оп. 16. Д. 45/9 (Дело о постройке дома в упраздненном Муромском монастыре крестьянином Петром Спиридоновым. 1836 г.).
[9] Там же (Из показаний Феодосии Тихоновой Кизиловой). Л. 21.
[10] Там же. Л. 15.
[11] Там же. Л. 21 об.
[12] НАРК. Ф. 9. Оп. 1. Д. 336/3282 (Отношение архиепископа Венедикта к обер-прокурору Святейшего Синода. 3 октября 1843 г.). Л. 10–12 об.
[13] Там же.
[14] Там же (Выписка из протокола Олонецкой духовной консистории. 1847 г.). Л. 8 об.
[15] Там же.
[16] О ней см.: Никодим (Кононов), архим. Олонецкая пустынножительница инокиня Анастасия Паданская. Петрозаводск, 1910.
[17] См. подробнее: Кожевникова Ю.Н. Историческая судьба Паданской обители (середина XVI–ХХ вв.) // Православие в Карелии: Материалы республиканской научной конференции (24–25 октября 2000 г.) / Отв. ред. В.М. Пивоев. Петрозаводск, 2000. С. 53–60.
[18] НАРК. Ф. 25. Оп. 15. Д. 71/1539 (Рапорт Задне-Никифоровской пустыни иеромонаха Даниила на имя Олонецкого архиепископа Аркадия. 10 ноября 1863 г.). Л. 1–8 об.
[19] О ней см.: Олонецкая отшельница Мария. Петрозаводск, 1887.
[20] О нем см.: Жизнеописание схимонаха Игнатия. Петрозаводск, 1886; Жизнеописания отечественных подвижников благочестия XVIII и XIX веков. Апрель. М., 1908.
[21] НАРК. Ф. 25. Оп. 15. Д. 71/1539 (Рапорт…). Л. 1.
[22] Никодим (Кононов), архим. Олонецкая пустынножительница… С. 8.
[23] НАРК. Ф. 25. Оп. 15. Д. 71/1539 (Рапорт…). Л. 1 об.
[24] Там же (Рапорт Задне-Никифоровской пустыни строителя иеромонаха Даниила. 1 ноября 1863 г.). Л. 4.
[25] Там же.
[26] НАРК. Ф. 25. Оп. 15. Д. 71/1539 (Рапорт… 10 ноября 1863 г.). Л. 2 об.
[27] АСПбИИРАН. Ф. 3. Оп. 3. Д.64 (Письмо на имя архиепископа Аркадия. 14 августа 1855 г.). Л. 217–218.
[28] НАРК. Ф. 25. Оп. 16. Д. 79/6 (Опись деревянной в честь Введения во храм Божией Матери церкви в упраздненной Паданской пустыни, приписной к Виницкому погосту Олонецкой епархии Лодейнопольского уезда. Составлена в 1871 г.). Л. 2.
[29] Там же. Л. 7.
[30] Никодим (Кононов), архим. Олонецкая пустынножительница… С. 11.
[31] НАРК. Ф. 25. Оп. 2. Д. 23/1638 (Протокол заседания ОДК. 19 февраля 1891 г.). Л. 39 об.
[32] Там же (Прошение Меланьи Алексеевой на имя епископа Павла. 23 октября 1890 г.). Л. 3.
[33] Там же (Отношение из канцелярии Олонецкого губернатора. 28 марта 1891 г.). Л. 52–52 об.
[34] Никодим (Кононов), архим. Олонецкая пустынножительница… С. 11.
[35] НАРК. Ф. 25. Оп. 12. Д. 68/1 (Послужной список настоятельницы Паданского женского монастыря игумении Агнии с монашествующими и сестрами-послушницами за 1908 г.).
[36] Там же. Оп. 2. Д. 23/1638 (Заявление Анны Яценковой с сестрами). Л. 49–50.
[37] Там же (Указ Святейшего Синода от 18 марта 1897 г.). Л. 330.
[38] Там же (Отношение из управления государственными имуществами Олонецкой губернии в ОДК. 2 июля 1892 г.). Л. 152–152 об.
[39] Там же. Оп. 4. Д. 67/2 (Ведомость о недвижимом имуществе Паданского женского общежительного монастыря за 1904 г.). Л. 46–49.
[40] НАРК. Ф. 25. Оп. 2. Д. 23/1638 (Заявления лодейнопольских купцов Ивана Ефимова и Ивана Корнышева на имя епископа Павла. 1890 г.). Л. 17, 18–18 об.
[41] Там же (Прошение монахини Варсонофии от 25 января 1895 г.). Л. 248–248 об; Там же (Прошение Меланьи Алексеевой к епископу Павлу. 7 декабря 1893 г.). Л. 217–218 об.
[42] Там же (Заявление от Кипрушкиных на имя епископа Павла. 17 ноября 1891 г.). Л. 119.
[43] Там же (Рапорт благочинного 2-го округа Лодейнопольского уезда священника Николая Ивановского. 20 марта 1896 г.). Л. 312–313.
[44] Наиболее полный список подвижников благочестия из Олонецкой епархии см.: Святая Русь: Хронологический список канонизированных святых, почитаемых подвижников благочестия и мучеников Русской Православной Церкви (1700–1917 гг.) // Смолич И.К. История Русской Церкви. 1700–1917. М., 1997. Ч. 2. С. 613–667.
[45] Никодим (Кононов), архим. Олонецкая пустынножительница… С. 3.
[46] Bishop Nikodim of Belgorod. Desert dwellers of the Northern Forests: Maria of Olonets. St. Herman of Alaska Brotherhood. St. Xenia Skete. 1996. P. 35.
[47] Ягодкин П. Задне-Никифоровская пустынь Олонецкой губернии и уезда. Петрозаводск, 1901. С. 10.
[48] Олонецкие подвижники: Пустынница Ксения // Олонецкие епархиальные ведомости. 1913. №16. С. 298–299.
[49] Поездка епархиального владыки в Сяндемский монастырь на освящение новоустроенного храма // Олонецкие епархиальные ведомости. 1913. №26. С. 468–471.
