В истории российского монашества 20–30-е гг. XVIII в. оказались крайне сложным временем. При Петре I, имевшем особый, «утилитарный», взгляд на монастыри и цель их существования, вся жизнь чернецов до мелочей была поставлена под государственный контроль[1]. Царь-реформатор считал, что «чин монашеский» к началу XVIII в. «во многая безчиния развратился», а потому его следовало основательно исправлять с помощью жёстких ограничений и запретов[2].
Именной петровский указ от 28 января 1723 г. требовал переписать всех, кто к тому моменту уже принял монашеские обеты, и «впредь отнюдь никого не постригать»[3]. Возникавшие вакансии предлагалось заполнять «престарелыми и увечными солдатами». Синодальный указ от 3 марта того же года подтверждал предыдущий и еще раз напоминал, чтобы «во всех епархиях нигде в монастырях как монахов, так и монахинь отнюдь никого без указу из Синода не постригали»[4]. Исключение было сделано только для «священников и диаконов вдовых, желающих монашества»[5]. Преемницы Петра I – Екатерина I и Анна Иоанновна – продолжали «антимонашескую» политику. Так, в 1732 г. вышли дополнительные правила к «Духовному регламенту», в целом повторявшие предыдущие требования[6].
Троицкий Юрьегорский монастырь, располагавшийся в отдаленном от Новгорода – центра епархии – глухом таёжном «суземке»[7], не оставался в стороне от перемен, происходивших в судьбах российского иночества. Вместе с другими обителями края он в полной мере ощутил на себе разрушительные последствия новых законов.
В 1735 г. по заданию новгородского архиепископа Феофана (Прокоповича) проверялось, все ли монахи его епархии приняли постриг с разрешения светских и духовных властей. Сохранившаяся в фонде Новгородской духовной консистории ведомость[8] со списком монашествующих, давших в Юрьегорском монастыре обеты послушания, безбрачия и нестяжания без соответствующего указа, позволяет судить о том, насколько добросовестно здесь соблюдалось законодательство, регламентировавшее монашескую жизнь. Из неё мы узнаем судьбы конкретных людей, населявших обитель в 20–30-е гг. XVIII в.
Архивный документ сообщает, что в течение пяти лет, с марта 1727 г. по декабрь 1731 г., во время настоятельства строителя монаха Матфея семь человек приняли монашество в Юрьегорском монастыре «в обход закона». Отметим, что глава монашеской общины не имел священного сана, т.е. не имел права постригать, поэтому все семь постригов совершил иеромонах Иоасаф. К сожалению, мы ничего не знаем об этом человеке: входил ли он в местное юрьегорское братство или приходил из какого-либо другого монастыря[9]. Чтобы подтвердить одну из версий, необходим полный список братии, которого пока нет в нашем распоряжении. Приведём имена тех крестьян, кто решился посвятить себя иноческим обетам уже после выхода царских указов, запрещавших монашеские постриги:
1. «Монах Кирилл прозванием Гошкуев, природою Олонецкого уезда Петропавловского Каргинского погоста из крестьянства дворцовой Каргинской волости деревни Малгинич», пострижен 13 марта[10] 1727 г.;
2. «Монах Илларион прозванием Косачев, природою Каргопольского уезда Рождественского погоста из крестьянства дворцовой Водлозерской волости деревни Кунганаволока», 18 декабря 1730 г.;
3. «Монах Евагрий прозванием Ковалев, природою вотчины Юрьегорьевского монастыря Каргопольского уезда деревни Калгачихи из крестьянства», 16 декабря 1729 г.;
4. «Монах Иродион прозванием Кириллов, природою Юрьегорьевского монастыря вотчины деревни Калгачихи из крестьянства», 29 октября 1727 г.;
5. «Монах Никодим прозванием Вискалев, природою Каргопольского уезда Реповского погоста дворцовой Реповской волости деревни Березова наволока из крестьянства, 12 декабря 1729 г.;
6. «Монах Евфимий природою Каргопольского уезда Ильинского погоста из крестьянства дворцовой Водлозерской волости деревни Канзанаволока», 29 декабря 1731 г.;
7. «Монах Лаврентий Пафнутьев, природою Каргопольского уезда Ильинского погоста из крестьянства дворцовой Водлозерской волости деревни Коскасалмы», 15 декабря 1727 г.[11]
Как видим, только один из «безуказных» монахов не был уроженцем Каргополья, придя на Юрьеву гору из Каргинской Петропавловской волости Олонецкого уезда (современный Лодейнопольский район Ленинградской области). Двое пострижеников в ведомости названы крестьянами монастырской деревни Калгачихи, располагавшейся на реке Илекса. Остальные поступили в монастырь из разных деревень двух дворцовых волостей Каргопольского уезда. Ближайшие из них находились на Водлозере – Канзанаволок, Кунганаволок и Коскасалма. Возможно, сделанные в своё время вклады в Юрьегорский монастырь «на пострижение», позволяли состарившимся или больным мужчинам обеспечить себя жильём и пропитанием в его стенах. Как писал историк Михаил Михайлович Богословский, «крестьянин находил себе прибежище и успокоение на старости лет под монашеской рясой или в качестве бельца, живущего в тиши монастырской ограды»[12]. Территориальная близость поселений, где родились перечисленные выше монахи, к Юрьегорскому монастырю косвенно говорит о том, что эта обитель и её святыни особенно почитались жителями Ильинского и Рождественского (Пречистенского) погостов Водлозерской волости.
Восьмой из «незаконных» монахов, перечисленных в ведомости – «Андроник прозванием Артемьев, природою Каргопольского уезда Троицкого погоста из крестьянства дворцовой Троицкой волости деревни Лукинской» – пришел в Юрьегорский монастырь из Хергозерской Макариевской пустыни, где его постриг строитель иеромонах Иоасаф 8 мая 1730 г.[13] Эта обитель, основанная в честь преподобного Макария Желтоводского, славилась чудотворной иконой святого и была важным духовным центром края[14].
Есть ли у нас основания полагать, что все восемь постригов совершал один и тот же человек – иеромонах Иоасаф из Хергозерской пустыни? Сведений для однозначного ответа не хватает. Гораздо ближе к Юрьегорскому монастырю находились Кожеозерский монастырь, которым в 1723–1738 гг. управлял иеромонах Корнилий[15]; Кенская Пахомиева пустынь, где в те же годы «незаконно» посвящал в монашество своих послушников строитель иеромонах Иосиф[16]. Вместе с тем, нельзя отрицать возможность существования особых связей между Юрьегорским монастырем и Хергозерской пустынью, основанными примерно в одно и то же время во имя Святой Троицы.
Судьбы «неуказных» монахов сложились по-разному. Кирилл, Никодим и Илларион были отправлены в канцелярии Олонецкого и Каргопольского воеводских правлений «для определения на прежнее жилище»; монастырские крестьяне Иродион и Евагрий «отданы Юрьегорьевского монастыря келарю монаху Гаврилу з братиею для определения на прежнее жилище»; Евфимий не дожил до проверки, умер 10 мая 1735 г.; Лаврентий «ис того монастыря бежал» 6 апреля 1736 г.; Андроник «в Новгородском архиерейском разряде содержася под караулом помре» (без указания даты смерти). Возникает вопрос, почему только Андроника отправили в Новгород, а не вернули сразу в родную деревню? Как мы помним, он один был пострижен в Хергозерской пустыни. Возможно, Андроник после принятия монашества без архиерейского разрешения самовольно перешел в Юрьегорский монастырь и тем самым нарушил ещё один строгий запрет – «бродить из монастыря в монастырь», «скитаться и бродяжничать»[17].
За каждого «неуказнопостриженного» монаха с настоятеля монастыря, при котором происходил постриг, взимался штраф в размере 10 руб. Таким образом, строитель Юрьегорского монастыря монах Матфей должен был заплатить 80 руб.[18] По неизвестной нам причине он не сделал этого. На полях ведомости указывается: «за неуказнопостриженных осми монахов з бывшего того монастыря строителя монаха Матфея штраф не взыскан, за которым невзысканием и за не платежем выслан он Матфей в Новгородский Его Архиерейства Разряд за поруками»[19]. Скорее всего, после разбирательств его расстригли[20] и предали светскому суду или, в лучшем случае, отправили «в подначальство» в какой-нибудь из новгородских монастырей.
Добавим, что монах Матфей настоятельствовал в Юрьегорском монастыре не менее 15 лет. В ходе архивных изысканий выяснилось, что именно при нём в 1721 г. обитель приписывалась к Спасо-Каргопольскому монастырю. В тот же год по указу новгородского архиепископа Феодосия (Яновского) проверялось, как выполняются предписания духовных властей не реже одного раза в год «очищать совесть». На местах составлялись «сказки» со сведениями, кто из монахов и других насельников монастыря у кого исповедовался. Когда приказной монах Савва добрался с архиерейским поручением до «Юрьевых гор Дамьяновой пустыни», встретившие его братья сообщили, что «в пустыни строителя монаха Матфея не обретается, сошел он в Каргопольский уезд в Спасской монастырь к архимандриту для управления монастырских нужд и по призыванию к подписке к тому Спасову монастырю тое нашей пустыни»[21].
Для чего проводились подобные проверки? Именно отказ от исповеди и принятия Святых Тайн считался одним из главных признаков человека, принадлежавшего к Расколу[22]. Не будем забывать, Троицкий Юрьегорский монастырь располагался в труднодоступном месте, недалеко от старообрядческих скитов Выгозерья. Так, в 1829 г. священник Захарий Семёнов, служивший в Юрьегорском приходе, образованном на месте закрытой[23] обители, вместе с благочинным Симеоном Молчановым серьезно тревожился о прихожанах из удалённой деревни Калгачихи, где накануне сгорела дотла древняя часовня, посвященная иконе Божией Матери «Одигитрия». В своём рапорте они писали, что «большая часть (жителей Калгачинской волости. – Ю. К.) уклоняются на путь раскольников и входят в моленные домы, умноженные в той волости от неимения правого пристанища»[24].
Итак, начатые Петром I реформы, сломавшие традиционные отношения государства и Церкви, неизбежно должны были сказаться на состоянии общины Юрьегорского монастыря. Можно уверенно предположить уменьшение числа его насельников к концу 20-х гг. XVIII в., что и стало причиной появления «неуказных» монахов при строителе Матфее. Вполне вероятно, к тому времени в монастыре не оставалось ни одного монаха-священника, без которых литургия, исповедь и причащение – важнейшие моменты иноческой жизни – становились невозможны. При таких обстоятельствах «незаконные» с государственной точки зрения постриги в монашество были единственной мерой спасения постепенно вымиравшего Юрьегорского монастыря.
[1] Например, см. разделы «О монахах», «Кого и как принимать в монахи», «О житии монахов», «О монахинях», «О монастырях», «О настоятелях монастырских» в «Прибавлении к Духовному регламенту» (1722 г.). Полное собрание законов Российской империи (далее – ПСЗРИ). Т. 6. № 4022.
[2] Анисимов Е. В. Петр Великий: Личность и реформы. СПб., 2009. С. 316–320.
[3] ПСЗРИ. Т. 7. № 4151.
[4] ПСЗРИ. Т. 7. № 4672.
[5] ПСЗРИ. Т. 7. № 4672.
[6] ПСЗРИ. Т. 8. № 6177.
[7] В настоящее время Юрьева гора на берегу озера Монастырское, где в конце 20-х гг. XVII в. преподобный Диодор Юрьегорский основал Троицкий монастырь, входит в границы Национального парка «Водлозерский».
[8] ГАНО. Ф. 480. Оп. 1. Д. 358. Л. 17 об. – 18 об.
[9] Возможно, не случайно в Юрьегорском монастыре «незаконные» постриги (за исключением двух) происходили в декабре, в продолжение Рождественского поста: именно зимой, на лошадях, было проще попасть на Юрьеву гору. В середине XIX в. на плохое сообщение с соседними приходами (Малошуйским, Водлозерским Ильинским, Ладожским) сетовали в отчётах местные священники: «В летнее время, осенью и наипаче весною в половодье препятствуют реки, озёра и болота. Однако водою и лесом хоть с трудом, но ход бывает, а зимою конный удобный путь почти во всякое время по всему проходу существует». ГААО. Ф. 462. Оп. 1. Д. 1. Л. 22 об.
[10] Все даты в статье приведены по старому стилю.
[11] ГАНО. Ф. 480. Оп. 1. Д. 358. Л. 17 об. – 18 об.
[12] Богословский М. Земское управление на Русском Севере. М., 1909. Т. 1. С. 81.
[13] ГАНО. Ф. 480. Оп. 1. Д. 358. Л. 18 об.
[14] Пигин А. В. Памятники рукописной книжности Олонецкого края. Петрозаводск, 2010. С. 136–151.
[15] Докучаев-Басков К. А. Кожеозерский монастырь // Христианское чтение. 1886. № 1–2. С. 266–291.
[16] ГАНО. Ф. 480. Оп. 1. Д. 358. Л. 24.
[17] Этот запрет несколько раз повторялся в законах. См.: ПСЗРИ. Т. 5. № 2985; Т. 6. № 3718; Т. 8. № 6177; Т. 11. № 8303.
[18] ГАНО. Ф. 480. Оп. 1. Д. 358. Л. 25.
[19] Там же. Л. 17 об. – 18 об.
[20] Несмотря на то, что монашеские обеты давались человеком пожизненно, в синодальную эпоху для монашествующих предусматривалось такое наказание, как лишение монашества. См.: Цыпин В. А., протоиерей. Церковное право: Курс лекций. М., 1994.
[21] Архив СПбИИ РАН. Ф.3. Оп. 1. Д. 11/12. Л. 198.
[22] Смирнов С. И. Древнерусский духовник. М., 2004. С. 391.
[23] Троицкий Юрьегорский монастырь был закрыт в ходе секуляризационной реформы при Екатерине II. См.: Кожевникова Ю.Н. Монастыри и монашество Олонецкой епархии во второй половине XVIII – начале ХХ в. Петрозаводск, 2009. С. 84.
[24] РГИА. Ф. 796. Оп. 110. Д. 3. Л. 4–5 об.
